ОБЩИЙ ОБЗОР СИЛЬНЫХ И СЛАБЫХ СТОРОН НАШЕЙ ПОЛИТОЛОГИИ

Сегодня для подавляющего большинства специалистов-гуманитариев снят характерный для середины 1960 — 1970-х годов вопрос о целесообразности выделения науки о политике в качестве самостоятельной дисциплины. Его сменила другая важнейшая проблема, связанная с концептуализацией самой политологии, — это проблема обоснования ее внутренней целостности или дифференцированности, понимания ее как интегрированной научной системы или как совокупности отдельных (суб)дисциплин. 

[…]

В то же время наряду с нарастающей дифференциацией политического знания получают распространение и контртенденции, предполагающие создание некой универсальной науки о политике на базе философии и знаний о человеке (1).

[...]

В целом панорама теоретических исследований политики в России вполне отображает тезис М.Вебера о том, что качество явления, позволяющее считать его политическим, "не есть нечто присущее ему как таковому объективно", а "обусловлено направленностью нашего познавательного интереса, формирующегося ...в рамках культурного значения" (4). Различные научные ассоциации и складывающиеся школы, открыто или латентно формулируя свои основания отбора и классификации фактологической базы данных, критерии ранжирования приоритетов, задают собственный масштаб и характер интерпретации той или иной группы явлений, предрешающие в конечном счете продуктивность их исследований. Правда, в условиях переходного состояния общественных отношений, может быть, большую чем обычно роль в определении предмета политической науки играют ценностные ориентации ученых, которые намечают соответствующую систему координат, в свою очередь, предполагающую первичные очертания политики, видение ее природы и места в общественной жизни. В результате "нагруженных" трактовок привычный для науки облик политического мира не только радикально изменяется, но и в целом его теоретический образ достраивается либо реконструируется в соответствии с ценностными установками исследователей, предопределяя развитие политологии по законам аксиологических структур.

[...]

В то же время не все отечественные исследователи четко осмысливают проблему определения специфики политических явлений и объектов. Подобная деконцептуализация политического происходит, когда "понятие политики слишком богато, ...чтобы можно было его втиснуть в рамки дефиниции, сколь бы пространной она ни была" (5, с.77). Поэтому якобы нет и надобности проводить теоретические демаркации для различения понятия политического и других модусов реальности — ведь "каждое явление есть одновременно экономическое и политическое" (5, с.272). Другие авторы несколько иначе решают проблему определения своей концептуальной позиции, полагая, что политикой является все то, "что люди сами считают политикой" (см., напр.: 6). Эти последователи М.Дюверже, считавшего, что не может быть понятия "общей политики", почти дословно повторяют мысль М.Хеттиха, который утверждал, что "политика не является изначально заданной, четко отграниченной областью, а представляет собой лишь то, что таким образом характеризуют люди" (7).

Еще одним показателем неотрефлексированности специфики сферы политического, уклонения от решения общих проблем, связанных с дефиницией теоретико-методологической парадигмы политологии, является отождествление сфер науки и политической практики. Правда, в англо-американской традиции до сих пор сохранились подходы, усматривающие в "политике" область и научных, и практических действий, однако это не означает ее понимания как явления, где теория и практика неразличимы, и тем более трактовку политической науки как "вида практической деятельности", на чем, напротив, настаивают некоторые отечественные ученые (см., напр.: 8).

Контаминацию представлений о политике отражает и довольно существенное распространение публикаций, в которых она рассматривается в виде некоего синтетического объекта "социально-политических" или "политико-правовых" (и аналогичного рода) исследований. В подобных недифференцированных, или "наивных", подходах обычно нет четких указаний на определенный аспект социальности, который позволяет концептуализировать политику как особый тип и класс общественных объектов. Тем самым она вроде бы признается случайной, неорганической стороной жизнедеятельности общества. Иными словами, политика "исчезает" в своем качестве феномена, обладающего собственными природой и значением для человека. Подобные взгляды вольно или невольно лишают политику ее экзистенции, утверждая либо полный произвол исследователя в понимании политического, либо отказываясь осмыслять последнее как особый класс явлений.

[...]

ТЕМАТИЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКЕ

Если представить себе предметное поле и структуру отечественной политической науки в целом, то все-таки поддается фиксации ряд не вполне равновесных и тем более не всегда строго выделенных тематических линий, а именно:

— 1. Общеметодологические проблемы (объект, предмет, методы политического анализа);

— 2. История политической науки;

— 3. Механизмы формирования и функционирования политической власти;

— 4. Система социального представительства и субъекты политики (элиты, группы интересов, лидеры, государственный аппарат);

— 5. Этнополитология;

— 6. Политические системы, режимы и институты;

— 7. Процессуальные аспекты политики (политическое, в т.ч. электоральное, поведение, политические изменения и т.д.);

— 8. Неинституциональные аспекты политики (политические сознание, идеология, психология, культура и политические коммуникации);

— 9. Международные политические отношения и геополитика.

[...]

Наиболее общие парадигмальные подходы могут трактовать сущность, источники и границы распространения политики как явления: а) сверхестест-венного; б) социального или в) природного происхождения.

[…]

I. Большинство российских исследователей, исходящих как из политико-правового, социологического, философского, исторического, так и из собственно политологического концептуального базиса, трактуют политику в качестве некоего макроявления, возникающего в результате интеракций групповых (коллективных) субъектов по поводу использования ими прерогатив государственной власти. Иными словами, они признают, что синтез двух социальных субстанций — власти и государства, позволяя в целом именовать данный подход субстанциональным, создает качественно новую предметно обусловленную и организованную среду, где субъекты и носители властных интересов, заинтересованные в перераспределении ресурсов, оспаривают прерогативы самого мощного общественного института. Понятно, что в рамках этой парадигмы теоретико-предметные различия обусловлены в основном теми или иными акцентами на многообразные аспекты взаимодействия власти, государства и групповых субъектов.

[...]

II. Наряду с этими — наиболее распространенными — точками зрения выделяется и целый пласт так наз. системных позиций. Придерживающиеся их исследователи понимают политику прежде всего как явление опосредованное, вызванное к жизни воздействием иных сфер и систем общественной жизни. Типичные проявления такого подхода — еще весьма популярные в наших общественных науках экономоцентристские варианты марксистского учения, рассматривающие политику как "специфическую форму существования и развития экономики классового общества", "превращенную форму экономики" (20) или же, как в более лапидарной форме пишет С.Андреев, "способ взаимоотношения классов через государственную власть" (где классы прежде всего выступают носителями собственности) (21; см. также: 22). Общеизвестно, что в недалеком прошлом на нашем интеллектуальном рынке весьма заметными были идеи, обусловливающие природу политики причиняющим воздействием права.

Вместе с вышеуказанными точками зрения в рамках системного же подхода можно зафиксировать и попытки возродить (видимо, вслед за Ю.Хабермасом) и аристотелеву традицию, подчеркивающую этико-нормативное происхождение политики. В частности, Б.Капустин полагает: человек в политике являет собой прежде всего "существо нравственно разумное (способное различать добро и зло, справедливость и несправедливость) и коммуникативное (обладающее речью как способностью выражения и передачи нравственных суждений)", что и создает саму "возможность политической жизни" и "осуществления человека как существа политического" (23).

[...]

III. Свои критерии и оценки предлагают для идентификации политики сторонники универсалистских подходов, ставящие во главу угла те явления, которые не столько специфицируют, сколько объединяют ее с другими областями социальной жизни. Здесь основанием концептуализации политики могут выступать элементарный поведенческий акт, поступок человека, авторитет, влияние, целенаправленная деятельность, порядок, господство, контроль и т.п. 

[...]

К категории универсалистских подходов следует отнести также парсонсианские по существу толкования политики в качестве "универсальной способности осуществлять целедостижение ...в "игре всерьез" (28, с.27). Своеобразный способ поставить знак равенства между политикой и другими сферами либо аспектами социального — это подходы, отождествляющие весь исторический процесс с процессом политическим (см.: 29).

Вместе с тем относительно самостоятельным подвидом описываемого подхода являются конфликтологические трактовки политики, предполагающие, что "политика есть не что иное, как сфера деятельности по разрешению и производству конфликтов" (30; см. также: 31). Понятно, что при таком ракурсе все практические политические действия рассматриваются как формы инициирования, урегулирования и разрешения конфликтов; следовательно, и развитие политики непосредственно связывается с возникновением и завершением существования этой формы взаимодействия людей.

[...]

ОСОБЫЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ ПОЛИТИКИ

Такого рода ограничения, как нам представляется, преодолеваются в весьма специфических и нетрадиционных для российской политической науки, недавно появившихся на нашем интеллектуальном рынке культурантропологических подходах (34; 35; 36; 37). Они в целом признают социальным источником политики не факторы человеческой среды, окружения, а самого человека, точнее — личность, ориентированную на приобретенные в ходе своей эволюции, но не на врожденные цели и ценности, сохранившую притом все характеристики живого, а не "книжного", абстрактного человека. В этом смысле феномен политического возникает при опосредовании человеческого поведения не интересами и структурами, а ценностями, символами, традициями, обычаями, ритуалами. Тем самым институционализация, структурная организация и формальная упорядоченность проигрывают по значению факторам внутренней ориентации субъекта.

По существу такая позиция является продолжением основательных мировых научных традиций, в русле которых политика рассматривается как сфера, формируемая самими индивидами и их группами, а политическое сообщество оценивается в качестве органической части гражданского (Локк, Руссо). В этой парадигме упор сделан на преобладании ценностей, элементов культурного поля, следовательно, подобные взгляды могут быть расценены и как продолжение отечественных традиций славянофилов, почвенников, религиозных идеалистов, отталкивавшихся от "органического понимания политики", должной быть ориентированной на сохранение человеческого рода и культурного пространства общества.

Парадигмальные особенности культурантропологической "семьи" подходов противопоставлены не только физикалистским, но и любым другим редукционистским процедурам сведения простого к сложному (биоцентризму, экономоцентризму, правоцентризму и т.д.). Их главный постулат — рассмотрение политики как естественной среды человеческого бытия и одновременно области индивидуального самовыражения, личной презентации, основанной на свободном, культурно обусловленном выборе человека.

[...]

Близкую в данном смысле позицию занимают в отечественной политической науке психологические подходы (40), которые в качестве начала политики рассматривают чувственно-эмоциональные компоненты внутренней среды homo politicus. "Политика, — пишет А.Юрьев, — несомненно, явление психологическое в первую очередь, а потом уже экономическое, военное и другое" (41). Таким образом, психико-психологическая мотивация действий элит, лидеров, избирателей, партийных активистов, других десятков и сотен исполнителей специализированных ролевых функций становится базовым фактором, объясняющим сущность и характер политических изменений. Эта парадиг-мальная линия дает возможность привлечь исключительно тонкие исследовательские технологии для анализа мира политики, но не всегда может объяснить или вообще оперировать макрофакторами политического процесса.

[...]

К последнему типу теоретических подходов может быть отнесена биополитическая теория (42), рассматривающая политическое поведение как одну из форм эволюции и адаптации организма к условиям его существования, сложившуюся под влиянием естественного отбора как результат действия его психологических и физиологических механизмов, а политику — как форму доминирования субъектов в человеческих взаимоотношениях. В отечественной литературе существует довольно мощная традиция биополитических (и в более широком виде — биосоциальных) подходов. Еще в 1872 г. А.Стронин писал, что "политика отправляется от психологического феномена впечатления и рефлекса" (43). Внесли свой вклад в подобное понимание природы политики и русские анархисты в XIX ст. (прежде всего П.Кропоткин).

Чисто теоретически сторонники этих взглядов исходят из наличия общих для человека и высших обезьян поведенческих паттернов (образцов), базисных (физико-химических, социальных) потребностей, а также механизмов адаптации и взаимодействия с себе подобными (альтруизм, агрессия), которые со временем не претерпевают почти никаких качественных изменений. Понятно, что такая интерпретация не проводит четких различий между природой и обществом, законами природы и культурными закономерностями.

Главный объект при биополитическом анализе — политическое поведение, которое рассматривается как активность, связанная с распределением ресурсов внутри группы; следовательно, биоинвариант человеческого организма выступает своеобразной константой при объяснении всего политического. Тем самым политика выглядит явлением более древним, чем культура. Отсюда и обоснование главной задачи биополитиков — сохранить генетический материал человека в процессе поведения, используя разнообразные механизмы "передачи настроения", пробуждения чувств "политического здоровья" и "стремления" к послушанию вождю и т.д.

[…]

Видимо, есть основания рассматривать в качестве самостоятельного подвида натуралистической парадигмы и геополитические подходы. Речь в данном случае идет не просто о "парафразе" изучения международных отношений, а о своде постулатов, ставящих природу политики в принципиальную зависимость от территориального положения и организации государств. 

[...]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: РАЗНЫЕ ОБЛИКИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЗНАНИЙ

При общей оценке обозначенных парадигмальных подходов надо отметить: несмотря на весьма обширный круг идей относительно мира политики, представленных в отечественной политологии, очевидно, что далеко не все из них поднимаются до того теоретического уровня объяснений, на котором только и может успешно развиваться серьезная наука. К тому же несомненна и неосвоенность нашими специалистами ряда концептов и методик, плодотворно использующихся на Западе. Так, в российской политологии незначительно представлены игровые и информационно-коммуникативные идеи, позиции, трактующие природу политической материи в духе К.Шмитта или же ставящие во главу угла авторитет и иные моральные субстанции.

[...]

Иными словами, парадигмальные концепты конкретизируются в зависимости от понимания политики как: а) сферы общественной жизни, выполняющей некоторые задачи в рамках социального целого; б) типа определенной деятельности; в) особого вида общественных отношений. Соответственно, на первый план могут выходить либо ее функциональные (специфика регулятивных способностей политики по сравнению с правом, моралью, религией и др.) компоненты; либо поведенческие (конкурентность, рисковость, идеологические и иные установки и др.); либо элементы межсубъектного взаимодействия (институты, нормы, статусы и др.)

Наиболее выраженный консенсус среди отечественных политологов достигнут в понимании свойств политики как своеобразной сферы общественной жизни, выполняющей регулятивно-принудительные и управленческие функции. Однако и в этом существуют некоторые разногласия, поскольку само понятие "сфера" предполагает характеристику не только функциональных свойств, но и определение соотношения политики с другими областями общественной жизни, обусловливающими ее место в социуме в целом. Например, политику рассматривают как составную часть гражданского общества (С.Перегудов); как самостоятельную сферу наряду с гражданским обществом и экономикой (К.Гаджиев); и даже как сферу, существующую наряду с гражданским обществом и государством (Ю.Коноплин).

[...]

Наиболее представительна» группа ученых полагает, что феномен политического формируется в связи с эволюцией классовых отношений и возникновением исторического свидетеля и организатора этих непримиримых отношений — государства (49). 

[...]

Несколько иные черты выделяют другие ученые, полагающие, что политическое пространство, в котором возникают новые статусы и отношения стратификации, механизмы и принципы взаимодействия между людьми и их вторичными ассоциациями, складывается на пересечении ряда тенденций, в частности: потребности общества в новой системе регулирования, превосходящей по своей силе возможности права, морали или религии; необходимости совмещения интересов жизнеспособных и традиционных групп; потребности в институционально закрепленной "третьей силе", принудительно разрешающей социальные конфликты, не улаживаемые за счет самоорганизации и самоуправления. В соответствии с данным пониманием выделяются такие свойства политики, как инклюзивность, т.е. способность проникнуть в другие сферы общественной жизни, что перманентно изменяет ее объем; обязательное соучастие в распределении государственных ресурсов и управляющих, и управляемых; сочетание стихийных и сознательных, рациональных и иррациональных действий (12, с.84—85; 50).

В последние годы российские ученые заинтересовались анализом не исследовавшихся в советский период хронотопических свойств политического, т.е. характеристиками пространственно-временных (топологических и темпоральных) черт политической активности граждан (см., напр.: 51). 

[...]

Политическое выступает как совокупность взаимосвязанных "местосвершений" (локализаций) отдельных действий, т.е. как своеобразное пространство, отличающееся высотой и глубиной, отношениями отдаленности и близости, передним и задними планами, левой, средней, правой "оконечностями" и другими характеристиками, которые, в свою очередь, фиксируются в ментальности, продуктах культурной деятельности, языке и многих других элементах и механизмах взаимодействия людей. 

[...]

Парадигмально определившиеся модели соседствуют здесь с многочисленными неустоявшимися подходами, которым свойственна неотрефлексированность природы и многих граней политического. Пока именно это создает неповторимый интеллектуальный образ российской политологии, тот идейный поток, где нетесно и нынешним — весьма разноликим — генерациям ученых, а главное — оставлено место и для будущих поколений теоретиков, которым наверняка удастся лучше разгадать загадки политического мира. Сегодня же, вписываясь в общее духовное развитие страны, политологи проявляют свое пока еще не вполне четкое, но уже довольно заметное мнение. Именно по этому мнению наши потомки будут судить о переломном времени российской науки.