Мысль рецензента, покуда она еще не взяла разгон, поначалу частенько концентрируется, имея в виду оттолкнуться от чего-то непреложного и безусловного, на важности и актуальности темы. Но, пожалуй, сказать это о монографии В.В.Согрина, известного российского американиста [Согрин В.В. Политическая история США. XVII – XX вв. М.: Весь Мир, 2001. 400 с.], значило бы сказать уж слишком мало и слишком банально. Да и вот еще что приходит в голову: это ведь порой просто-напросто сомнительный комплимент — назвать книгу актуальной. Актуальность-то иногда может прикрывать скороспелость, поверхностность, привязанность к сегодняшнему дню, конъюнктурность.
Рецензируемая работа, между тем, — книга фундаментальная, взвешенная, плод долгих раздумий. И при всем том — актуальная: в годы политического транзита России интерес к политической истории и политической системе США исключительно велик.
И — неоднороден. Ибо предельно широк сам спектр отношений россиян к Соединенным Штатам — от американофильства до американофобства. Одни видят в американской политической системе модель, по которой следует реформировать Россию. Другие, напротив, отвергают ее как чуждую российскому менталитету, притом рассматривая США как враждебную силу, стремящуюся к мировому лидерству, от которой исходит угроза национальному суверенитету других стран и которая сама, со своей стороны, воспринимает мир как Pax Americana, в мессианском стремлении навязать ему американский образ жизни, американскую массовую культуру, готовую пройтись паровым катком по национальным культурам. И, надо сказать, сторонники обеих точек зрения пытаются опереться на определенные реальные факты и основания.
Можно ли считать американскую политическую систему образцом демократии, примером для остального мира? Не является ли она скорее примером элитарной демократии?
...Правление народа, для народа, посредством самого народа — так один из основоположников американской демократии А.Линкольн мыслил себе демократическую политическую систему. Конечно, американские политологи охотно цитируют эти слова Линкольна, но иногда при этом снисходительно замечают, что "старый Линкольн был несколько наивен”. Он-де не учел, что правление народа, особенно в крупной стране, технически невозможно осуществить, что народ некомпетентен в политике, неинформирован или дезинформирован и если бы действительно непосредственно управлял, то неизбежно навредил бы самому себе. Его интересы — этот-то вывод и заложен в подобной аргументации — гораздо лучше обеспечит "мудрая” и "подготовленная” элита.
Обратимся к избирательной системе США. Можно ли считать ее оптимальной? Думается, что принятая в США мажоритарная система менее демократична по сравнению с пропорциональной: при мажоритарной пропадают голоса меньшинства, которое может оказаться разнящимся от большинства всего на какие-то десятые доли процента. Можно ли, далее, считать оптимальной существующую в США непрямую систему избрания президента, при которой сами избиратели выбирают, собственно, не президента, а выборщиков, и только коллегия выборщиков избирает президента? Недостатки этой избирательной системы явно сказались в последней президентской кампании: президентом был избран претендент, получивший меньшее число голосов, чем его соперник. Строго говоря, американскую политическую систему можно назвать даже не мажоритарной демократией, а республикой избранных представителей населения — или элитарной демократией. Собственно, так она и была задумана: Отцы-основатели США, которые сами были представителями образованной (и состоятельной) элиты, руководствовались стремлением прочно удержать власть в стране, поскольку-де широкие народные массы невежественны, подвержены эмоциям и настроениям, которые могут их подтолкнуть к ошибочным, опасным для страны (и прежде всего для элиты) действиям, тогда как мудрые "отцы нации” способны остудить страсти толпы и принять продуманное, взвешенное решение...
Но вернемся непосредственно к рецензируемой монографии, дабы, отдавши должное ее теме, теперь уже конкретно, осмысленно и однозначно указать на то, чем монография действительно сразу же привлекает внимание, — на примененные в ней новаторские методологические и концептуальные подходы к изучению политической истории США.
Методологическая новизна в данном случае заключается в опоре на междисциплинарную методологию. В такой методологии исследовательские приемы, типичные для исторической науки, прежде всего для политической истории, должны быть соединены с методами других социальных наук, в первую очередь политологии, социологии, а также теории и истории государства и права. И, разумеется, мало лишь провозгласить приверженность междисциплинарной методологии, гораздо важнее и труднее подобное намерение практически — исследовательски — реализовать. В.В.Согрин мастерски справляется с этой задачей: его труд действительно представляет соединение исторического и политологического анализа политического прошлого США и может рассматриваться в качестве полнокровного исследовательского образца исторической политологии, или новой политической истории, как еще по-другому иногда именуют это направление на Западе.
Уже названия глав монографии, посвященных, скажем, современному историческому этапу: "Власть, народ, элита”, "Двухпартийная система: согласие и соперничество”, "Государство: единое и разделенное”, — вовсе не типичны для традиционной политической истории, с ее привычным — как правило, хронологически-нарративным — расположением и рассмотрением материала. Главное, однако же, то, что в самом выборе и определении — как и в анализе — объекта изучения (политическая система и политический режим, политическая культура и политические идеологии, политический процесс как объект "приложения сил" различных социальных групп и институтов, масс и элит и т.д.) автор следует принципам политической науки. Они, впрочем, органично сочетаются в рамках единого исследования с приемами, наработанными традиционной политической историей.
Только такое методологическое сочетание, доказывает ученый, способно обеспечить полноценное научное познание политического прошлого. Критикуя методологическую ограниченность классической политической истории, он вместе с тем указывает и на перекосы, какие нередко бывают присущи "чистому” политологическому подходу. На мой взгляд, к его критике следует внимательно отнестись и политологам, тем более что она подкрепляется яркими примерами.
Один из таких примеров касается анализа американскими политологами дифференциации электората США в десятилетия перед Гражданской войной 1860-х годов. Обратившись к означенному периоду, они пришли к выводу, что в основе размежевания американского электората лежали этнорелигиозные мотивы (англосаксы и протестанты поддерживали Республиканскую партию, ирландцы, немцы, другие иммигрантские группы, так же как и католики, — Демократическую партию), а проблема рабства, как явствует из их изложения вопроса, вообще не волновала избирателей. Если следовать такого рода умозаключению относительно партийно-политических размежеваний 1840 — 1850-х годов, то возникновение Гражданской войны между Севером и Югом становится полностью необъяснимым, она предстает случайностью, которой можно было избежать с помощью достаточно умелых политических маневров и технологий. Многие американские историки, в возмущении от подобных выводов политологов, предложили игнорировать и эти их выводы, и политологию вообще. В.В.Согрину, однако, такое отношение историков к политологии, в свою очередь, представляется неприемлемой крайностью. Он считает применение политологического подхода к политической истории совершенно необходимым, хоть и полагает при этом уместным серьезно предостеречь от заключенной в нем — в случае догматического использования — опасности антиисторизма. Собственная его книга показывает, насколько плодотворным может быть союз историографии и политологии и сколь существенно такой союз расширяет возможности научного познания как далекого, так и совсем недавнего прошлого.
В сравнении рецензируемой монографии как с отечественной, так и с зарубежной научной литературой рельефно выступает концептуальная новизна книги.
Отечественную литературу автор разделяет на советскую и постсоветскую. Исследования советского периода были неравнозначны по качеству, среди них встречались и весьма легковесные, и очень серьезные, доныне не утратившие своего значения. Но у них у всех, как справедливо указывает Согрин, был, увы, общий идеологический знаменатель — представление о превосходстве социалистической политической системы над капиталистической и о подчиненности последней интересам буржуазного класса. В постсоветской литературе возобладал идеологический плюрализм, и отношение к американскому политическому опыту вмещает в себя разнообразные оценки — от восторженно-апологетических до резко негативных; но и они вобрали всевозможные мифы и идеологемы.
Что касается американской литературы, то исследователь выделяет в ней четыре основные точки зрения на американскую политическую систему в прошлом и в настоящем. Первая, совпадающая с национальной идеологической доктриной, сводится к тому, что США представляют собой образцовую демократию, где политическая власть принадлежит всему народу. Приверженцы второй, противоположной точки зрения, разделяемой леволиберальными и леворадикальными авторами, считают, что американское политическое управление является элитарно-олигархическим и что полнота политической власти в стране принадлежит узкому правящему классу. Между этими двумя крайними точками зрения расположились еще две влиятельные концепции. Одна из них квалифицирует американское управление как систему политического плюрализма: согласно этой концепции, в Америке соперничает множество социальных групп и интересов, взаимоотношение и сложение которых и рождает реальную политическую власть. Другая концепция исходит из наличия в США системы демократического элитизма: хотя и имеется демократический механизм формирования политической власти, однако отправление самой власти осуществляется элитой; притом часть выразителей данной концепции видит в верховенстве элит благо для демократии.
Формулируя по поводу приведенных точек зрения свою позицию, Согрин отказывается от присущего нашей литературе в недавнем прошлом негативистского отношения к зарубежному обществознанию. Он подчеркивает, что каждая из названных точек зрения опирается на солидную фактуру и разнообразные аргументы. Соответствующие факты невозможно игнорировать, и они, так же как и основанные на них концепции, должны быть приняты во внимание и учтены любым добросовестным исследователем. Вместе с тем автор не склонен признать какую-либо из этих концепций в полной мере объективной и удовлетворительной с точки зрения научного синтеза. Обосновывая собственную исследовательскую концепцию, он исходит из того нетривиального взгляда, что американской политической системе на всех исторических этапах были свойственны и демократизм, и элитизм, и плюрализм, но вот соотношение того, другого и третьего было и в самом деле различным и потому точные оценки характера и содержания американской политической власти предполагают скрупулезный анализ этих компонентов и их удельного веса на каждом из исторических этапов. Постановка, а также и собственное решение этой исследовательской задачи стали важным оригинальным вкладом автора в научную американистику.
Согрин предлагает свою периодизацию американской политической истории, выделяя в ней пять главных этапов: (1) XVII — XVIII вв.; (2) 1770 — 1810-е годы; (3) 1820 — 1860-е годы; (4) 1870 — 1920-е годы; (5) 1930 — 1990-е годы. Их сравнительное рассмотрение позволило автору решить еще одну серьезную исследовательскую задачу — речь идет о выявлении моментов преемственности и обновления, присущих системе политической власти в США и всем ее институтам.
Политическая система первого этапа охарактеризована в монографии как симбиоз английских политических традиций и американских нововведений. От Англии была унаследована модель смешанного правления, соединявшая три компонента — монархический, аристократический и демократический (точнее, эта модель была предложена еще Аристотелем, а впоследствии получила отражение в политической системе Великобритании). Исследуя их соотношение и эволюцию, Согрин приходит к аргументированному выводу, что вплоть до окончания колониального периода демократические начала находились в подчиненном положении, более того — это был единственный период в американской истории, когда в политической практике укоренилась модель олигархического правления.
Революция конца XVIII в., согласно выводам автора, имела системообразующее значение для американской национальной модели политической власти. Под воздействием революции оформились: гражданское общество, правовое государство, демократический конституционализм, разделение и взаимоограничение властей, политический плюрализм и политический рынок, двухпартийная система — исторически укорененные элементы, ставшие на всех последующих этапах неотъемлемыми и основополагающими частями американской политической системы. Изменился характер политической элиты, которая так или иначе, прямо или косвенно, но стала выборной и в существенной мере утратила олигархический характер.
Вместе с тем основной ее состав рекрутировался из узкого верхнего слоя и был отгорожен от проникновения представителей средних, а тем более низших слоев. Формально политическая элита находилась под контролем демократических механизмов, но фактически преодолевала его. Существенным моментом явилась и узость социальной базы политической демократии вследствие имущественного ценза и иных ограничений избирательного права. Поэтому автор счел возможным определить сложившийся на этом втором этапе режим власти как элитарное правление, обставленное (и только отчасти ограниченное) демократическими институтами и механизмами.
Этап 1820 — 1860-х годов определяется как эпоха второй либерально-демократической модернизации в США, в рамках которой значение демократического компонента политической системы серьезно возрастает, соотношение демократизма и элитизма меняется. Оригинальна предложенная в книге интерпретация джексоновской демократии, существенно отличающаяся от той, которая была дана в книге А.де Токвиля "Демократия в Америке”, вошедшей, как известно, в классику политологической мысли. Пристальное внимание уделено политическим преобразованиям эпохи Гражданской войны. Указывая на резкое и качественное обновление в тот период избирательного корпуса, расширение политической активности и самостоятельности электората, создание демократических механизмов рекрутирования элиты, Согрин вместе с тем считает, что демократическая модель, отстаиваемая А.Линкольном: "Правление народа, для народа, посредством самого народа” — и совпадавшая с классической моделью демократии, оставалась не более чем идеальным образцом. На практике же оформился режим демократического элитизма, соединявший демократические механизмы формирования власти с сосредоточением рычагов политического правления в руках элиты.
На четвертом этапе (1870 — 1920-е годы) явила всю свою масштабность и значимость проблема соотношения и влияния в системе политической власти двух важнейших ее составляющих: институтов, норм и процессов, с одной стороны, и главных участников политического процесса, или политических акторов, если воспользоваться политологической терминологией, — с другой. Согрин уделяет самое пристальное внимание выявленному им основному парадоксу этого периода: количество демократических политических норм и институтов увеличивалось, однако элита, в составе которой теперь преобладали финансово-промышленные круги, гораздо сильнее, чем на предшествующем этапе, контролировала политический процесс и в существенной мере приватизировала политическую власть.
С 1930-х годов, согласно выводам автора, в США восстанавливается и торжествует модель демократического элитизма, сохраняющаяся поныне. Реальные рычаги и возможности политического управления сосредоточены в руках элиты, но объем и эффективность воздействия на нее и контроля над нею со стороны общества и демократии на этом пятом этапе возросли, непосредственно влияя на характер и политической системы, и режима. Современную модель политической власти в США Согрин не считает возможным назвать образцовой демократией, поскольку таковая, как он доказывает, предполагает равенство доступа всех граждан и социальных групп к политической власти и распоряжения ею. Приводимые им многочисленные факты, почерпнутые из деятельности групп интересов, политической активности всевозможных социальных объединений, политической практики партий и ветвей власти, свидетельствуют, что возможности воздействия на политическую власть остаются неравными для верхнего, среднего и низшего классов, как и для различных этнических, религиозных, половозрастных и иных социальных групп. Это, по мысли автора, в значительной мере определяется самой природой американского, как и любого другого, гражданского общества: гарантируемая им свобода существования и конкуренции разнообразных социальных интересов, являющаяся великим благом и неотъемлемым атрибутом демократии, создает вместе с тем предпосылки для возвышения и политического влияния экономически богатых и социально сильных групп. Но реальная альтернатива гражданскому обществу со всеми его парадоксами — это авторитарный и тоталитарный режимы, которые, как убежден автор книги, представляют собой не просто большее, но абсолютное зло. Что касается американского общества, то оно при всех своих недостатках смогло на всех исторических этапах избежать опасности и автортиризма, и, тем более, тоталитаризма.
В монографии, как мы могли видеть, главное внимание уделено преемственности и эволюции американской политической власти. Наряду с этим, прослежены исторические судьбы и других основополагающих политических феноменов.
Привлекает внимание анализ американской политической культуры. На протяжении всей американской истории в основе национальной политической культуры лежал один и тот же социальный архетип, который определен в книге как буржуазно-либеральный. Свои классические черты он обрел уже в XVIII в., и с тех пор освящаемые им общественные, в т.ч. политические, ценности — главными среди которых являются частная собственность, суверенитет личности и гражданского общества, конкуренция как детерминанта экономических связей и социальных отношений, договорная форма образования политической власти, правовое государство — разделяются большинством общества и всеми социальными классами и группами, включая небуржуазные. Вместе с тем в рамках либерального архетипа получили развитие разные тенденции, среди которых главными были и остаются две: либерально-элитарная и эгалитарно-демократическая.
Первая, либерально-элитарная тенденция, абсолютизировала значение индивидуализма и экономической свободы, провозглашала естественными, обусловленными природой вещей разделение индивидов на классы, социальное неравенство. Либерально-элитарный подход в политике признавал целесообразным и полезным для общества делегирование политической власти элите. Согласно авторской концепции, в условиях США элитарно-индивидуалистический либерализм с самого начала приобрел консервативно-охранительное звучание, постепенно был отождествлен с консерватизмом и стал именоваться таковым.
Вторая тенденция либерализма, эгалитарно-демократическая, подчеркивая приоритет принципа равенства возможностей, включала тот постулат, что общество и государство обязаны с помощью реформ поддерживать и развивать режим "равенства шансов” для всех социальных групп и индивидов в разных сферах, в т.ч. и в политике. И именно эта ветвь либерализма стала со временем — а в ХХ в. окончательно — отождествляться в США с либерализмом. Ее представители полагали необходимым дополнять модель представительной демократии атрибутами прямой демократии.
В монографии уделено пристальное внимание взаимоотношениям либерализма и консерватизма в американской политике. Их конфликт не носил антагонистического характера, но, как убедительно показывает Согрин, часто был глубок и имел реальное значение, выступая в качестве главного "нерва” всей политической истории. Американские политики, конгрессмены, судьи, деятели ведущих партий, как и большинство населения, на всех этапах истории США разделялись на либералов и консерваторов, соперничали под знаменами либерализма и консерватизма. Победы либерализма и консерватизма чередовались с довольно регулярной периодичностью, что позволяет говорить о либерально-консервативной цикличности американской политической истории.
В числе других "сквозных” тем американской политической истории, тщательно прослеженных и проанализированных в монографии, особо выделю такие, как: этапы и характер двухпартийной системы; взаимоотношения ветвей государственной власти; формы политического участия; эволюция конституционализма и политического законодательства. Анализ неизменно завершается в монографии глубокими и всесторонними обобщениями, в которых обозначены важнейшие тенденции преемственности и обновления американской политической системы и ее составляющих.
Среди недостатков монографии можно отметить то, что не все темы раскрыты в равной степени полно и основательно. Например, не повезло теме американского политического лидерства, которая заслуживала более глубокого рассмотрения. Не уделено специального внимания роли религиозного фактора в американской политике. Но эти и другие недостатки не умаляют значения проделанной автором работы. Перед нами фундаментальное и оригинальное исследование, которое имеет важное значение для американистики и может также послужить теоретико-методологической матрицей для нарождающейся отечественной школы исторической политологии.
Автор:
Ашин Геннадий Константинович,
доктор философских наук,
профессор МГИМО (У) МИД РФ.
Источник:
Ашин Г.К. США: политическая история в ключе исторической политологии //
Полис. – 2002. – № 2.- С.160-165
